cover-bumbry-amneris
Певцы о вокале

Грейс Бамбри об Амнерис

Многие оперные певицы получили мировую известность в совсем юном возрасте благодаря какой-то определенной роли. В случае Грейс Бамбри таких знаковых ролей было две: Кармен (о ней в предыдущей статье) и Амнерис. Конечно, эти партии лишь малая часть широчайшего репертуара певицы, ведь ее превозносили в равной степени за вокальное мастерство как в качестве меццо-сопрано, так и в качестве и сопрано (среди ее партий Норма, Медея, Абигайль, Амнерис, Дидона, Кармен, Джоконда, Маддалена, Тоска, Турандот и друшие). В 1960 году в Парижской опере Бамбри дебютировала с партией Амнерис. Ей было всего 23 года, и ее назвали сенсацией.

Откровенно говоря, опера не была тем миром, в который я хотела вступать, когда решила сделать карьеру певицы. Только когда Лотте Леман* настояла, чтобы я посещала ее мастер-классы по опере, я пошла в этом направлении. Она действительно должна была настаивать, потому что я твердо хотела быть певицей, исполняющей Lieder (немецкая камерная музыка), следуя по стопам Мэриан Андерсон*.

*[Лотта Леман — немецкая и американская певица. Одна из ярчайших оперных и песенных исполнительниц своего времени. Мэриан Андерсонамериканская певица XX века, ярко выраженное контральто. Исполняла музыку от классической до спиричуэлс.]

Однако примерно через шесть или семь месяцев очень напряженной работы и размышлений я выбрала оперу. Это было тяжело, потому что я была очень застенчива и не решалась делать крупные сценические жесты, и, по правде говоря, Лотта Леманн не знала точно, как “вытащить” из меня оперу, но она внесла большие изменения в мое сознание.

Это произошло после того, как однажды она довела меня до слез: когда я вернулась в свою квартиру, на меня снизошло озарение, я случайно посмотрела в зеркало и увидела свои эмоции, я была зла на себя. Лотта пыталась заставить меня спеть Амнерис, и поэтому я сказала себе: “Хорошо, Грейс, возьми эти эмоции, посмотри на Амнерис и отдай их ей! Развивай осознание того, что ты поешь как Амнерис. Почему Амнерис злится? И это Грейс Бамбри злится, или это Амнерис?” И когда я поняла, что это была Амнерис, я поняла, чего не хватало в моих попытках спеть оперу с Лоттой Леманн. Именно тогда и с того дня я поняла: “Это моя работа – служить композитору и либреттисту, а не голосу Грейс”. Я должна была выяснить, чего хотели композиторы и либреттисты, почему они писали таким образом?” Я пришла к выводу и пониманию того, что разговор был не о Грейс Бамбри, а о конкретной роли, которую я пела, и это означало углубиться в нее и исследовать ее предысторию, а также предысторию композитора и либреттиста. Это был для меня вход в удивительный мир оперы.

Итак, роль Амнерис стимулировала глубоко пытливую натуру Грейс Бамбри на поиски психологической основы для всех ее оперных выступлений. Самому Верди было трудно подобрать идеальную Амнерис, и Грейс Бамбри всегда осознавала, насколько тонко сложна эта героиня, с самого ее первого появления на сцене, в месте, которое требует тщательно выверенных градаций от трех главных героев.

Вступительная сцена имеет решающее значение для трех главных героев. У каждого персонажа – Радамеса, Амнерис и Аиды – есть свое представление о том, “что произойдет, если…”. Я думаю, что Верди сделал это трио главной причиной для всей оперы: все вытекает из него, и иногда это недостаточно подчеркивают. Сцена и развивающееся трио показывают, что действительно произойдет по мере развития действия.

Грейс Бамбри об Амнерис Верди
Грейс Бамбри в роли Амнерис

Радамес, доблестный египетский воин, поет об эфиопской женщине, которая покорила его сердце – “Celesta Aida«. Амнерис выходит на сцену как раз в тот момент, когда он заканчивает арию на своей высокой си-бемоль, повторяя слова “un trono vicino al sol” (“трон рядом с солнцем»). Амнерис видит сияние на его лице и задается вопросом: “В чем причина?” Она начинает свое расследование с притворства, говоря, что можно было бы позавидовать женщине, которая могла бы вызвать такую радость на его лице. Радамес сразу понимает опасность, которая таится в этом разговоре, и он отвечает ей уверткой, притворяясь, что его сердце потерялось в мечте, что, возможно, богиня Исида назовет его воином, который поведет египтян в бой. Но в типичной ревнивой женской манере Амнерис спрашивает: “Возможно, это выражение лица было вызвано чем-то более сладким, чем-то, чего он желает достичь как воин в Мемфисе?” Конечно, это дает ему возможность сказать, что он желает ее, но этого не происходит.

Теперь я чувствую, что в этом моменте есть нечто большее. У меня сложилось впечатление, что у Радамеса и Амнерис вполне мог быть мимолетный роман, прежде чем он отправился на войну с эфиопами и отдал свое сердце Аиде, одной из пленниц, – и есть важная подсказка об этом позже, во втором акте, к которому я очень скоро подойду. Конечно, она чувствует, как изменилось его отношение к ней, и сразу понимает, что причиной радостного поведения Радамеса является женщина, а не должность. Радамес знает о гневе Амнерис и задается вопросом, прочитала ли она имя рабыни в его мыслях, а Амнерис клянется отомстить всем, кто тронул его сердце. Затем, в момент появления Аиды на сцене, Амнерис видит, как взволнован Радамес. Понимающие взгляды, которые они бросают друг на друга, наводят Амнерис на мысль: “Может ли она быть моей соперницей?” Она начинает свою игру в кошки-мышки, изображая интерес и сострадание к Аиде, говоря ей, что она не рабыня и не служанка. Теперь вся двойственность, которая движет столь значительной частью оперы, заложена в этом вступительном трио, которое иногда в музыкальном плане передается слишком просто, как будто оно второстепенно по сравнению со знаменитыми большими ариями и грандиозными драматическими сценами.

Слишком часто в этой опере встречаются жизненно важные для драмы и психологии моменты, которые можно недооценить, и особенно я хотела бы указать на начало второго акта, который укрепляет мою веру в то, что у Радамеса и Амнерис, вероятно, был роман ранее, до его любви к Аиде.

Амнерис находится в своих покоях в окружении рабов, и после их вступительного припева она поет “Ah! vieni, amor mio, m’inebria, fammi beato il cor!” (“ах, приди, любовь моя, наполни меня восторгом, верни счастье моему сердцу!”) – и затем, что очень важно, после того, как рабы снова запоют, она поет “ah! vieni, vieni amor mio, ravvivami d’un caro accento ancor” (“приди, любовь моя, возроди во мне снова, дорогие слова любви”).  В либретто оба раза ясно сказано, что она поет это «для себя» – и, конечно же, она имеет в виду Радамеса: кого же еще? Конечно, в начале первого акта неясно, что между ними что–то было, но теперь, во втором акте, это, безусловно, становится совершенно ясно — если мы обратим внимание на текст и не будем отвлекаться на красоту музыки и голосов.  В этой опере красота музыки и зрелищность настолько велики, что можно легко упустить из виду важные драматические и психологические детали, и этот отрывок часто поется только как красивая музыкальная строка без какого-либо вывода о значении слов. И, сделав еще один шаг вперед, мы понимаем, что чувства Амнерис к Радамесу имеют большее значение. Вот почему она так расстроилась в первом акте, когда он не ответил на ее намеки в ее же пользу.

Я чувствую, что причина, по которой такая важная деталь, как эта, часто упускается из виду, заключается в том, что много певцов ищут просто звучность в Амнерис, когда они исполняют эту роль. Я всегда искала хрупкость: в конце концов, Амнерис – дочь фараона, ей не нужно выражать силу – и если вы действительно внимательно посмотрите на то, как Верди писал эту самую первую сцену, и, самое главное, если вы спросите себя, почему он написал эту роль так, а не иначе, то вы поймете, что он хотел показать уязвимость женщины, которая на первый взгляд является могущественной из-за своего ранга. Когда она входит и видит это сияющее выражение на лице Радамеса, последние такты Celesta Aida, она нервничает – она обеспокоена тем выражением, которое, возможно, она видела раньше по отношению к себе, но не видела в последнее время. Ей любопытно, но она также встревожена и все же не хочет этого показывать, и на это указывает Верди. Ключ к разгадке кроется в вокальном регистре вступительной фразы Амнерис и динамике оркестра: она начинает на фа с “Quale insolita gioia nel tuo sguardo!” (“Какую необычную радость я вижу в твоем взгляде!), и все первые шесть нот – Quale insolita gio…. – это звуки в приглушенном регистре голоса, сопровождающиеся одной строкой скрипок на пиано и легато. Как вы можете ошибиться, если понимаете, почему Верди написал это? Таким образом, он сразу же раскрывает скрытую сущность ее характера, чего он не смог бы сделать, если бы написал ее вступительные строки в напыщенной манере.

Бамбри в роли Амнерис
Грейс Бамбри в костюме Амнерис, Метрополитен-опера

И действительно, это потому, что Амнерис, безусловно, самая сложная и, возможно, самая беспокойная из всех героинь, ее личные и социальные конфликты, наконец, достигают кульминации во всей своей интенсивности в заключительном акте оперы, где она почти воплощает пожизненную озабоченность Верди человеческой дилеммой.

Амнерис говорит, что будет защищать Радамеса и умолять короля сохранить его жизнь, если он откажется от Аиды, но он отказывается. Стражники уводят его на суд, она винит себя и проклинает свою ревность за то, что она привела его к погибели. Затем, когда Рамфис и священники молятся небесному духу, чтобы он спустился и зажег пламя справедливости, она поет “Numi, pietà del mio straziato core, egli è innocente” (“Боги, сжальтесь над моим истерзанным сердцем, он невиновен»).

Она говорит: “Я виновата, все это произошло из-за меня, это не он”, — но, конечно, это он тот самый, из-за кого все произошло. Это он предал свою страну, но ее это не интересует!! Все это время ее интересовал любовный треугольник. Она хотела этого мужчину любой ценой, но, к сожалению, он не любил ее. И я уверена, что проблема Амнерис также связана с расой. Аида – эфиопка — и подумать только, эфиопская рабыня завоевывает сердце египтянина, которого она любит! В конце концов, “я египетская королевская особа”, — говорит она себе. Я уверена, что это заложено в ее душе, и именно поэтому я настаиваю на том, чтобы белая певица, исполняющая роль Аиды, имела черный грим для выступления. Вы не можете уйти от того факта, что у вас воюют две разные расы, а не просто две разные страны – египтяне и эфиопы — две разные расы. Вы должны понять в этой опере, что существует не только война оружием, но и война менталитета – психики – расы. Это расовая война.

Особая заслуга Грейс Бамбри состоит в том, что она исполнила и партию Аиды, и партию Амнерис с равным успехом, так как пела в течение своей карьеры в качестве меццо-сопрано и сопрано. Пение обеих ролей каждый раз давало ей дополнительное представление о другой роли.

Верно, это так и было. И не только понимание, но и своего рода сопереживание, которое, возможно, иногда могло бы мешать – потому что, если бы я просто пела ту или иную роль, то у меня не было бы никакого сопереживания другому персонажу во время выступления, но, когда я изнутри знала психологическое строение другого персонажа, которого я уже пела, время от времени я начинала чувствовать немного жалости к ней, чего не должно было быть в интерпретации. Но есть один побочный эффект этой эмпатии, который может быть важным: я начинала задаваться вопросом, может быть, в сцене из второго акта, когда Амнерис заставляет Аиду на мгновение подумать, что Радамес был убит в бою, у Амнерис есть какое-то внутреннее подозрение, что Аида не рабыня. Есть что–то в поведении Аиды, как и в ее музыке, что показывает ее как человека особого статуса. И не забывайте, что Аида была самой любимой рабыней Амнерис. В этой Аиде должно было быть что-то необычное, что заинтересовало Амнерис так же, как и Радамеса.

Поскольку эта опера больше всего посвящена личным чувствам как Аиды, так и Амнерис, очень важно иметь постановку, передающую интимность истории. Зрелище происходит только во второй сцене второго акта, и в некотором смысле оно призвано подчеркнуть безнадежное положение Аиды и Радамеса как любовников, когда король предлагает Амнерис в жены Радамесу в качестве трофея. В остальном это очень интимная ситуация – драматичная, да, но интимная по масштабу. Это то, что Франко Дзеффирелли так хорошо понял в своей постановке, поэтому он создал такой большой контраст между вторым актом и всем остальным действием.

В заключение предлагаем вам посмотреть видео, на котором Грейс Бамбри поет и за Амнерис, и за Аиду. Это любопытное видео было снято для BBC. Грейс Бамбри рассказывала, что для нее это была интересная работа, ведь надо было совместить две героини. Сначала они снимали Амнерис, а затем в качестве Аиды Бамбри нужно было помнить, где каждая из героинь стоит, чтобы не подходить слишком близко, чтобы обращаться в нужном направлении.

Поделиться:

Наш сайт использует файлы cookies, чтобы улучшить работу и повысить эффективность сайта. Продолжая работу с сайтом, вы соглашаетесь с использованием нами cookies и политикой конфиденциальности.

Принять